Идея - она как бактерия. Её сила так же велика. Любая даже самая маленькая её крупица способна либо навсегда стать частью тебя, либо уничтожить (Inception)
Dan Abnett Ангел Буцефалона
читать дальше
Ларкин думал о смерти. Он решил, что давно бы желал умереть, если бы не боялся этого так сильно. Целыми ночами он размышлял об этом, но так и не решил, чего же он сильнее боится — самой смерти или страха перед ней. Хуже того, он так часто оказывался близок к ответу. Так часто его ловил ее ледяной взгляд, так близко щелкали ее стальные клыки. Ответ был рядом столько раз.
Должно быть, сегодня он поймет. Здесь. Смерть или страх смерти.
Может быть, Ангел знала. Но она молчала. Строго и сдержано она смотрела вниз. Глаза закрыты, будто она спит. Руки сложены на груди в молитве.
Там внизу, за стенами, кипела битва за Буцефалон. Дрожали закопченные стекла в стрельчатых окнах — те, что остались целы. Яркими вспышками отражались трассирующие очереди, взрывы ракет. Ларкин прислонился к холодному камню колонны. Он поскреб испачканной рукой по узкому подбородку. Дыхание, наконец, возвращалось в норму, пульс падал. Приступ страха, от которого он стонал и задыхался пять минут назад, утихал, как буря. А может, он просто оказался в самом ее центре.
— Ты рассказывал о том, как попал сюда.
Ларкин оглянулся на Ангела. Она так и не подняла головы. Но она теперь смотрела на него, мрачно улыбаясь. Ларкин облизнул губы и беспечно взмахнул грязной рукой.
— Война. Сражение. Судьба.
— Нет, я имею в виду — именно сюда, — произнесла Ангел.
— Приказы. Воля Императора.
Казалось, Ангел слегка пожала плечами, закутанными в рясу.
— Ты очень закрытый. Прячешься за словами, скрываешь за ними правду.
Ларкин моргнул. На секунду перед его глазами замелькали яркие полумесяцы и размытые линии кровавой черноты. Короткий спазм тошноты. Он знал, что это означает. Знал с самого детства. Галлюцинации, тошнота, металлический привкус во рту. Потом беспричинный страх, видение туннеля. После этого, если повезет — вспышка огненной боли в голове, делающая его слабым и беспомощным на многие часы. Если не повезет — приступ, конвульсии, обморок. Потом он очнется, весь в крови и синяках от припадка. Несчастный, опустошенный, разбитый изнутри.
— Что с тобой? — спросила Ангел.
Ларкин слегка постучал пальцем по виску.
— Я… не в порядке. И никогда не был, ни разу за всю свою жизнь. Припадки обычно пугали мою мать, но я боялся их намного сильнее. Время от времени со мной происходит такое.
— В такие моменты, как сейчас? Когда тяжело? Когда рядом опасность?
— Не обязательно. Это просто одна из причин. Ты ведь знаешь, что такое плоин?
— Нет.
— Это фрукт. Круглый, с мягкой зеленой кожурой. Внутри розовая мякоть, много черных косточек. Мой дядя выращивал их в саду, на Танисе. Замечательные фрукты, но от одного их запаха у меня начинался приступ.
— Неужели нет никакого лекарства от этого?
— У меня были таблетки. Но я забыл их взять, — он достал деревянную коробочку и открыл, показывая, что она пуста.
— Или я не заметил, когда они кончились.
— Как ты сказал, они называют тебя?
— Чокнутый Ларкин.
— Это жестоко.
— Но ведь так и есть. У меня не в порядке с головой. Чокнутый.
— С чего ты взял, что ты ненормален?
— Ну, я ведь разговариваю со статуей, разве нет?
Она рассмеялась и одернула белую рясу, прикрывавшую ее ноги. Ее окружало мягкое, чистое сияние. Ларкин снова моргнул и опять увидел полумесяцы и линии.
Снаружи грохот очередей и взрывов рвал вечерний воздух. Ларкин поднялся и подошел к ближайшему окну. Он смотрел на город сквозь цветное стекло витража. Окруженный стеной в восемьдесят метров высотой, шпиль крупнейшего полиса Буцефалона возвышался на краю гор. Клубы дыма скрывали город. Лазерные лучи расчерчивали воздух яркой сетью. В двух километрах, он разглядел гигантские штурмовые рампы, возведенные саперными частями Имперской Гвардии. Огромные насыпи земли и бетонного крошева возле стен, почти километр в длину, и достаточно широкие, чтобы на стены могла подняться бронетехника. Пламя яростного боя освещало рампы.
Чуть ближе, люди казались не больше муравьев. Тысячи солдат выбирались из окопов, рассыпались по истерзанной, разбитой земле, штурмуя неприступные стены.
У Ларкина была хорошая обзорная точка. Эта разрушенная крепость была частью комплекса, охранявшего главный акведук города. Именно это мощное строение сорвало первые попытки противника обстрелять город. Не смотря на сильный гарнизон, крепость показалась комиссару Гаунту хорошей точкой для проникновения диверсионной команды. Далеко не первая ошибка комиссара.
Гаунт говорил, что до оккупации Хаоса, полисом управляли тридцать два благородных дома, потомки торговых династий, основавших город. Прекрасные знамена, развешенные по стенам, изображали их фамильные гербы. Сейчас с деревянных перекрытий свисали лишь обрывки пестрой ткани. А еще их теперь дополняли распятые тела глав благородных семейств.
Это было первым деянием Нокада. Нокад Погибельный, Нокад Улыбающийся. Лидер харизматического культа, чьи богохульные силы захватили Буцефалон изнутри, покорив один из прекраснейших Миров Саббаты. Произнося торжественную речь перед началом крестового похода, военачальник Слайдо лично отметил гордый Буцефалон, как один из миров, которые он желает спасти от скверны в первую очередь.
За окном разорвался снаряд, и Ларкин нырнул в укрытие. Витраж осыпался на пол осколками. Вспышки перед глазами становились все сильнее, и он почувствовал кислый привкус металла. А еще был гул. Глухой, болезненный вой в ушах. Очень плохой знак. Это было только раз или два, накануне самых страшных приступов безумия. Что-то странное творилось со зрением. Все вокруг, казалось, вытягивалось, как в кривом зеркале на карнавале Аттики. Временами предметы искажались, приближались и снова удалялись, их очертания становились размытыми.
Дрожь пробирала до костей.
Ангел зажигала свечи у металлического жертвенника. Ее движения медленны, прекрасны, грациозны.
— Почему ты не веришь в ангелов? — спросила она.
— О, я верю, — вздохнул Ларкин, — и не только сейчас, я и раньше верил. Есть у меня друг, Клугган, сержант. Увлекается военной историей, вроде того. И он говорил, что во время Битвы при Сароло на рассвете пришли ангелы и вдохновили Имперские войска на победу.
— И ты думаешь, это было просто видение? Массовая галлюцинация из-за страха и усталости?
— Мне ли судить? — откликнулся Ларкин, а Ангел тем временем зажгла последнюю свечу и затушила лучину. — Я сумасшедший. Видения и призраки являются мне каждый день. Большая часть — просто порождения моего ненормального разума. Я не могу сказать, что правда, а что — нет.
— Твое мнение не менее правдиво, чем любое другое. Так как ты думаешь, видели ли солдаты ангелов при Сароло?
— Я…
— Просто скажи, что думаешь.
— Думаю, да.
— И что это были за ангелы?
— Проявление силы Императора, пришедшего ободрить своих воинов.
— Так ты считаешь?
— Я бы хотел в это верить.
— А что же еще это может быть?
— Групповое помешательство! Колдовство псайкеров! Сказки, выдуманные теми, кто выжил в бою! Как ты и сказала, массовые галлюцинации.
— Даже если это и так, разве это настолько важно? Видели ли солдаты ангелов, или им просто почудилось — но это вдохновило их на победу при Сароло. Если ангел — вовсе не ангел, а просто вдохновляющий образ, разве это делает его менее ценным?
Ларкин мотнул головой и улыбнулся.
— Зачем я тебя вообще слушаю? Видение, спрашивающее меня о видениях!
Она взяла его за руки. Ощущение была настолько шокирующим, что гвардеец вздрогнул, но в ее прикосновении было что-то неуловимо спокойное, приятное. Тепло разливалось по его пальцам, рукам, добиралось до сердца.
Он снова вздохнул, теперь глубже, и посмотрел в ее лицо, скрытое тенью.
— Так я существую, Лайн Ларкин?
— Я бы сказал да. Но… ведь я же чокнутый.
Они вместе рассмеялись, все еще держась за руки. Его грубые, грязные пальцы сжаты в ее мягких белых ладонях. Они смеялись, глядя друг на друга. Его хриплый хохот сплетался с ее тихим, мелодичным смехом.
— Почему ты бросил своих друзей? — спросила она.
Он вздрогнул и отдернул руки, отстраняясь от нее.
— Не говори об этом.
— Ларкин… почему ты так поступил?
— Не спрашивай об этом! Не спрашивай!
— Ты отрицаешь это?
Поскользнувшись на обломках, он врезался в колонну и развернулся к Ангелу, яростно глядя на нее. Перед глазами все дрожало, расплывалось, мерцало. Она казалась совсем далеко, а потом вдруг становилась огромной, нависала над ним. Спазмы выворачивали наизнанку.
— Отрицаю?.. Я никого не бросал… Я…
Ангел отвернулась. Теперь он мог разглядеть ее ярко-золотые косы, ниспадающие до самого пояса, и могучие крылья, вырывающиеся из-под белой рясы. Она склонила голову. И вновь заговорила после долгого молчания.
— Комиссар Гаунт отправил свои войска к акведуку, для проникновения в Буцефалон. Основной целью был сам Нокад. Почему?
— Отруби голову — и тело умрет! Гаунт сказал, что нам никогда не взять это место, пока Нокад поддерживает свой культ! Целый город превратился в его Доктринополис, рассадник его культа, распространяющий его лживые проповеди по другим городам и даже мирам!
— И что же ты сделал?
— Мы… Мы проникли в каналы акведука. Рота Роуна шла первой, отвлекая на себя огонь и прорывая оборону. Корбек со своими бойцами должен был идти следом, проскочить, пока Роун удерживает коридор. Мы должны были войти в город по каналам.
— Как вы не утонули?
— Каналы уже шесть месяцев как высохли. Там все было заминировано, конечно, но у нас были миноискатели.
— Ты был в роте Корбека?
— Да. Я не хотел идти… Фес! Мне вообще противна эта самоубийственная идея, но я же снайпер Корбека… а он мой друг. Он настаивал.
— Почему?
— Потому что я снайпер роты Корбека и его друг!
— Почему?
— Да не знаю я!
— Может быть потому, что ты лучший стрелок всего полка? Потому, что если кто-то и мог пристрелить Нокада, это мог быть только ты? Может, Корбек вынужден был взять тебя? Мог ли он бояться, что ты сломаешься, если будет слишком жарко?
— Не знаю!
— А ты подумай! Может быть, он, в конце концов, взял тебя потому, что ты и правда лучший стрелок? Каким бы опасным ни было задание, как бы ни был хрупок твой разум. Может, он ценил в тебе именно это? Может, он не мог обойтись без тебя, не смотря на риск?
— Заткнись, наконец!
— Может быть, ты подвел его?
Ларкин закричал и прижался лицом к полу. Ураган безумия заставлял его худощавое тело биться в конвульсиях. Волна ужаса поднялась и поглотила его разум. Он уже видел одни цветные пятна — перед глазами лишь размытый неоновый калейдоскоп.
— И что же ты делал? Та перестрелка в канале. Ближний бой. Лопра мертв, обезглавлен. Кастин разорван на куски. Хеч, Гросд и все остальные, вопли, красный туман горящей крови. Корбек требует подкрепления, клинки света вспарывают воздух. А что делал ты?
— Ничего!
— Не просто «ничего». Ты побежал. Сбежал с поля боя. Полз, и бежал, бежал, бежал, пока не оказался здесь. Ноешь в луже собственной блевотины и винишь себя.
— Нет… — выдохнул Ларкин, лежа на полу. Он был словно в пустоте. Ничего не видел, не слышал, не чувствовал. Остался только ее голос.
— Ты бросил их. Значит ты — дезертир.
Ларкин внимательно посмотрел на нее. Ангел стояла у реликвария, держа в руках деревянный ларец, окованный железом. Он достала что-то и одела на голову, пригладив золотистые волосы. Это была фуражка. Фуражка полкового комиссара. Как у Гаунта.
Потом она достала из священного ларца еще что-то, завернутое в пыльный саван. Она сняла покров своими прекрасными руками. С потрясающей уверенностью ее изящная ладонь загнала в магазин обойму. Она передернула затвор и сняла блокировку. И повернулась.
Утонченные, острые черты лица под козырьком фуражки. Только теперь Ларкин разглядел ее точеные, узкие щеки и подбородок. Спокойное и одновременно яростное лицо, словно вытесанное из камня. Как у Ибрама Гаунта. Она вскинула болт-пистолет и направила на Ларкина. Ее крылья поднялись и развернулись почти на двадцать метров. Огромная арка потрясающе-белых орлиных перьев.
— Знаешь, что мы делаем с дезертирами, Ларкин? — мрачно спросила она.
— Да.
— Мы существуем, чтобы поддерживать и вдохновлять, мы несем с собой дух битвы, вселяем доблесть в сердца воинов Империума. Но если эта доблесть подводит, нам приходится карать.
— Ты… Ты говоришь как Гаунт.
— У нас много общего с Ибрамом Гаунтом. Общая цель, общая задача. Вдохновлять и карать.
Казалось, мир за пределами монастыря погрузился в тишину. Словно война остановилась.
— Ты дезертир, Ларкин?
Он взглянул на Ангела, потом на оружие, на пугающе расправленные крылья. Гвардеец медленно встал на колени и, наконец, поднялся во весь рост.
— Нет.
— Докажи.
Каждая клеточка его тела болела, каждый нерв дрожал. Его разум прояснился, хотя он и чувствовал себя странно. Рассчитывая движения, он осторожно подошел к своему вещмешку.
— Докажи, Ларкин! Ты нужен Императору здесь, в этот час! Призови свою силу!
Он оглянулся. Ее глаза, как и оружие, все так же смотрели на него.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Ты сам сказал.
— Нет, я не о фамилии. Мое имя, Лайн. Я уже давно им не пользуюсь. Откуда ты узнала?
— Я все знаю.
Он рассмеялся. Громкий, раскатистый хохот сотряс его грудь, когда он открыл вещмешок.
— Фес тебе. Никакой я не дезертир.
— И почему же?
— Видишь? — он вынул свою снайперскую винтовку из чехла, привычным движением снял с предохранителя.
— Винтовка?
— Лазерная винтовка. Рабочая лошадка Имперской Гвардии. Крепкая, прочная, надежная. Можно врезать по ней, бросить, драться ей как дубиной, закопать в землю, и она все равно будет работать.
— Это не обычная винтовка, — Ангел подошла ближе, рассматривая оружие. — Не стандартный Тип M-G. Где интегрированный прицел, регулятор мощности заряда? Ствол, он слишком длинный и тонкий. А это ведь пламегаситель, верно?
Ларкин заулыбался, роясь в вещмешке.
— Это снайперский вариант. Та же основа, но усовершенствованная. Часть модификаций я сделал сам. Я снял обычный прицел, потому что пользуюсь вот этим, — он показал толстую трубку, закрепил ее на винтовке. Затем он снял заглушки с обоих концов, и по стволу побежали тусклые красные блики. — Ночной прицел. Сам сделал. И крепление под него тоже придумал. Дома я охотился с ним на лариселей.
— Лариселей?
— Небольшие грызуны с дорогой шкуркой. До Основания я неплохо зарабатывал, охотясь на них.
Гвардеец провел пальцами по стволу.
— XC 52/3, упрочненный ствол. Более длинный и тонкий, чем стандартный вариант. Выдерживает около двадцати выстрелов, — он слегка пнул вещмешок, раздался лязг. — Я обычно таскаю пару-тройку запасных. Они изнашиваются и искривляются. Ствол можно сменить за минуту, если знать, что делать, конечно.
— Зачем именно упрочненный ствол?
— Хотя бы из-за того, что это увеличивает дальнобойность и кучность, а еще потому, что я использую вот такие штуки, — Ларкин вынул энергоблок и загнал в магазин. — Мы называем их «разогретые заряды». Более мощные энергоблоки, жидкометаллическая батарея разогнана до предела. Повышает убойную силу, но сказывается на количестве выстрелов. Идеально для снайпера. Вот поэтому мне и не нужен регулятор мощности. Она у меня всегда одна и та же.
— Приклад из дерева.
— Нэлвуд, Танисская древесина. Я доверяю тому, что знаю.
— А этот пламегаситель?
— Я ведь снайпер, Ангел. Я не хочу, чтобы меня заметили.
— Так ты снайпер, Лайн Ларкин? А я была уверенна, что ты дезертир, — мрачный голос эхом отразился от стен.
Ларкин повернулся к ней спиной, ожидая выстрела в затылок. Его разум был ясен, яснее, чем когда-либо за многие месяцы.
— Думай как хочешь. Я скажу тебе то, что знаю.
Он подошел к сводчатым дверям храма и пригнулся, положив винтовку среди камней. Отсюда он мог видеть большую часть полуразрушенного канала верхнего яруса акведука.
Ларкин устроился поудобнее, размял руки и шею. Затем он заглянул в оптический прицел.
— Основной задачей моей роты было уничтожение Нокада. Харизма — его главный инструмент. Он руководит силой своего личного авторитета, а значит должен находиться на передовой. Обе стороны увидели в акведуке главную уязвимую точку Буцефалона. И мы ударили, крепко ударили. И Нокад будет стоять на этом участке так же крепко. А это значит, он должен будет вдохновлять своих людей. В свою очередь, это означает, что он появится здесь собственной персоной.
— А если не появится? — поинтересовалась Ангел.
— Значит я стану еще одним безымянным деревянным столбиком на кладбище, — Ларкин больше не смотрел на нее, не обращал внимания на ее пугающее присутствие. Даже если бы она приставила пистолет к его виску, он не обратил бы внимания.
— Ты доверяешь этому прицелу при стрельбе? — прошептала она.
— Я сам пристреливал его. И я доверяю ему, это верно. Забавно, но что бы ни происходило вокруг, какое бы безумие не творилось… — и в этот момент Ларкин позволил себе глянуть через плечо. — Через этот прицел я всегда вижу правду. Он показывает мне мир таким, какой он есть. Настоящий мир, а не то, что говорит мне мой фесов мозг.
Долгое молчание.
— Может мне стоит и на тебя взглянуть через прицел? — предположил Ларкин.
— У тебя ведь есть другая работа, разве не так, Лайн?
— Да. Моя работа, — он снова повернулся к винтовке и закрыл глаза.
— Ты закрыл глаза. Что ты делаешь?
— Ш-ш! Чтобы выстрел был удачным, нужно выровнять дыхание. Более того, ствол оружия должен быть направлен прямо на цель, — он дернул свой плащ, пытаясь оторвать от него кусок. Что-то с треском порвалось за его спиной. Грациозная рука протянула ему длинную полоску сияющей белой материи, легкой и теплой на ощупь.
— Возьми, Лайн.
Ларкин ответил ей улыбкой. Он обмотал ствол винтовки мягкой тканью, и снова уложил ее на камни. Укутанное ангельской материей, оружие теперь намного прочнее лежало на своей жесткой опоре.
— Спасибо, — произнес он, снова усаживаясь.
— А что ты теперь делаешь?
— Мне нужна твердая позиция для стрельбы, — Ларкин заерзал на месте. — Если винтовка хоть немного покачнется, выстрел может пройти мимо цели. Мне нужно как следует улечься, закрепиться, но не совсем прочно. Мне нужна точка, с которой оружие будет естественно направлено на цель. Если мне придется удерживать его силой в нужном положении, я промажу. Вот в этом и загвоздка…
Он вновь закрыл глаза.
— Прицелься, закрой глаза. Потом открой. Может оказаться, что прицел сместился. Смени положение и повтори снова.
— И сколько раз?
— Столько, сколько потребуется, — Ларкин опять зажмурился, открыл глаза, подвинулся и начал все заново. — Через некоторое время, когда ты откроешь глаза, оружие будет лежать, указывая точно на цель. Так, как ты и направил его.
— Ты так медленно дышишь, — голос Ангела шепотом звучал в его ухе. — Почему?
Ларкин слегка улыбнулся, но даже в тот момент он старался не нарушить своего положения.
— Как только найдешь нужную позицию, дыши медленно, в одном ритме. Расслабься и не сбивайся с него. Когда выстрелишь, глубоко вдохни несколько раз. Потом подожди, выдохни совсем чуть-чуть. И стреляй снова. И только тогда можно выдохнуть как следует.
— Сколько это все займет? — спрашивала из-за спины Ангел.
— Столько, сколько нужно для уничтожения цели.
Нокад Улыбающийся пел своей пастве, когда его служители продвигались по верхнему каналу акведука. Колонна существ, когда-то бывших людьми, теперь закутанных в рваные плащи из кожи своих жертв. Они размахивали оружием, стуча по нему в такт пению. Они шли по разорванным телам врагов, атаковавших днем слабую точку их крепости.
Нокад Улыбающийся был мощным и крепким, выше двух метров ростом. Пирсинг украшал его голую грудь и руки: кольца, цепи и шипы покрывали его блестящую кожу металлическим ковром, сиявшим не хуже его великолепных зубов.
— Они будут вашими трофеями, — оскалился Нокад, проходя мимо трупов. Имперская Гвардия. Жалкие, слабые создания, одетые в глупую форму и безликие плащи. Впереди уже закипал бой, недалеко огрызались огнем лазерные винтовки.
Корбек засел в одном из колодцев канала с тремя выжившими бойцами. По интеркому была слышна ругань Роуна.
— Полное дерьмо! Они тут все перекрыли, не пройти! Надо отходить!
— Фес тебя, Роун! Это наш единственный путь! Мы пойдем вперед! Давай, выводи своих ребят!
— Корбек, придурок, это же чистое самоубийство! Нас тут же прикончат!
— Значит, ты бросаешь меня, майор? Так ты хочешь поступить, да? Тебе придется дорого за это заплатить!
— Фес тебя самого, дебил ненормальный! Ты, видать, совсем спятил, раз хочешь лезть туда!
Нокад шел вперед. Его люди любили его. Они радостно пели вместе с ним, тесня захватчиков.
У входа в канал Нокад выкрикивал вдохновенные слова своим последователям. Он вскинул руки к небу под визг своего цепного меча.
А потом была вспышка света, что-то громко хрустнуло. Голова Нокада разлетелась кровавыми брызгами.
Ларкин повалился на спину у дверей, дергаясь в конвульсиях. Спазмы сотрясали его тело, и его разум снова помутился.
— Ларкс? Ларкс? — Корбек негромко позвал его.
Ларкин лежал у входа в разбитую церковь, свернувшись в луже собственных выделений. Когда он пришел в себя, он обнаружил, что его разум потрясающе чист. Словно очищен светом.
— Колм…
— Ларкс, сукин ты сын! — Корбек поднял его на ноги, и тот покачнулся.
Винтовка Ларкина валялась на полу. Ствол сгорел и сломался.
— Ты прикончил его. Прикончил его, старый засранец! Поджарил его как следует!
— Правда?
— А ты сам послушай! — Корбек усмехнулся и подтащил снайпера к дверям. Снаружи, со стороны акведука доносились громкие возгласы ликования. — Они сдались! Мы взяли Буцефалон! Нокад мертв!
— Вот дерьмо… — Ларкин сполз на колени.
— А я-то подумал, что ты сбежал! Серьезно! Я думал, что ты, фес тебя, дезертировал!
— Я? — Ларкин поднял на него взгляд.
— Я не должен был в тебе сомневаться, правда ведь? — спросил Корбек, крепко обняв худощавого снайпера.
— Куда делась Ангел? — тихо произнес Ларкин.
— Ангел? Нет здесь никаких ангелов, разве что, кроме нее! — полковник указал на поврежденную статую ангела над купелью.
Прекрасная крылатая дева, преклонившая колени в молитве. Прекрасные руки сложены на груди. Голова смиренно наклонена. Надпись на плитах гласила, что она — символ Бога-Императора. Воплощение Золотого Трона, явившееся старейшинам Буцефалона во времена колонизации и присматривавшее за покорением этих земель.
Просто старый миф. Просто кусок камня.
— Но… — начал было Ларкин, когда Корбек снова поставил его на ноги.
— Но больше ничего! — расхохотался полковник.
Ларкин тоже рассмеялся. Его трясло от силы собственного хохота.
Корбек увел его из монастыря. Они оба все еще смеялись.
Последнее, что увидел Ларкин, прежде чем Корбек уволок его, была упавшая винтовка снайпера. Ее ствол был обернут в опаленный кусок прекрасной белой ткани.
читать дальше
Ларкин думал о смерти. Он решил, что давно бы желал умереть, если бы не боялся этого так сильно. Целыми ночами он размышлял об этом, но так и не решил, чего же он сильнее боится — самой смерти или страха перед ней. Хуже того, он так часто оказывался близок к ответу. Так часто его ловил ее ледяной взгляд, так близко щелкали ее стальные клыки. Ответ был рядом столько раз.
Должно быть, сегодня он поймет. Здесь. Смерть или страх смерти.
Может быть, Ангел знала. Но она молчала. Строго и сдержано она смотрела вниз. Глаза закрыты, будто она спит. Руки сложены на груди в молитве.
Там внизу, за стенами, кипела битва за Буцефалон. Дрожали закопченные стекла в стрельчатых окнах — те, что остались целы. Яркими вспышками отражались трассирующие очереди, взрывы ракет. Ларкин прислонился к холодному камню колонны. Он поскреб испачканной рукой по узкому подбородку. Дыхание, наконец, возвращалось в норму, пульс падал. Приступ страха, от которого он стонал и задыхался пять минут назад, утихал, как буря. А может, он просто оказался в самом ее центре.
— Ты рассказывал о том, как попал сюда.
Ларкин оглянулся на Ангела. Она так и не подняла головы. Но она теперь смотрела на него, мрачно улыбаясь. Ларкин облизнул губы и беспечно взмахнул грязной рукой.
— Война. Сражение. Судьба.
— Нет, я имею в виду — именно сюда, — произнесла Ангел.
— Приказы. Воля Императора.
Казалось, Ангел слегка пожала плечами, закутанными в рясу.
— Ты очень закрытый. Прячешься за словами, скрываешь за ними правду.
Ларкин моргнул. На секунду перед его глазами замелькали яркие полумесяцы и размытые линии кровавой черноты. Короткий спазм тошноты. Он знал, что это означает. Знал с самого детства. Галлюцинации, тошнота, металлический привкус во рту. Потом беспричинный страх, видение туннеля. После этого, если повезет — вспышка огненной боли в голове, делающая его слабым и беспомощным на многие часы. Если не повезет — приступ, конвульсии, обморок. Потом он очнется, весь в крови и синяках от припадка. Несчастный, опустошенный, разбитый изнутри.
— Что с тобой? — спросила Ангел.
Ларкин слегка постучал пальцем по виску.
— Я… не в порядке. И никогда не был, ни разу за всю свою жизнь. Припадки обычно пугали мою мать, но я боялся их намного сильнее. Время от времени со мной происходит такое.
— В такие моменты, как сейчас? Когда тяжело? Когда рядом опасность?
— Не обязательно. Это просто одна из причин. Ты ведь знаешь, что такое плоин?
— Нет.
— Это фрукт. Круглый, с мягкой зеленой кожурой. Внутри розовая мякоть, много черных косточек. Мой дядя выращивал их в саду, на Танисе. Замечательные фрукты, но от одного их запаха у меня начинался приступ.
— Неужели нет никакого лекарства от этого?
— У меня были таблетки. Но я забыл их взять, — он достал деревянную коробочку и открыл, показывая, что она пуста.
— Или я не заметил, когда они кончились.
— Как ты сказал, они называют тебя?
— Чокнутый Ларкин.
— Это жестоко.
— Но ведь так и есть. У меня не в порядке с головой. Чокнутый.
— С чего ты взял, что ты ненормален?
— Ну, я ведь разговариваю со статуей, разве нет?
Она рассмеялась и одернула белую рясу, прикрывавшую ее ноги. Ее окружало мягкое, чистое сияние. Ларкин снова моргнул и опять увидел полумесяцы и линии.
Снаружи грохот очередей и взрывов рвал вечерний воздух. Ларкин поднялся и подошел к ближайшему окну. Он смотрел на город сквозь цветное стекло витража. Окруженный стеной в восемьдесят метров высотой, шпиль крупнейшего полиса Буцефалона возвышался на краю гор. Клубы дыма скрывали город. Лазерные лучи расчерчивали воздух яркой сетью. В двух километрах, он разглядел гигантские штурмовые рампы, возведенные саперными частями Имперской Гвардии. Огромные насыпи земли и бетонного крошева возле стен, почти километр в длину, и достаточно широкие, чтобы на стены могла подняться бронетехника. Пламя яростного боя освещало рампы.
Чуть ближе, люди казались не больше муравьев. Тысячи солдат выбирались из окопов, рассыпались по истерзанной, разбитой земле, штурмуя неприступные стены.
У Ларкина была хорошая обзорная точка. Эта разрушенная крепость была частью комплекса, охранявшего главный акведук города. Именно это мощное строение сорвало первые попытки противника обстрелять город. Не смотря на сильный гарнизон, крепость показалась комиссару Гаунту хорошей точкой для проникновения диверсионной команды. Далеко не первая ошибка комиссара.
Гаунт говорил, что до оккупации Хаоса, полисом управляли тридцать два благородных дома, потомки торговых династий, основавших город. Прекрасные знамена, развешенные по стенам, изображали их фамильные гербы. Сейчас с деревянных перекрытий свисали лишь обрывки пестрой ткани. А еще их теперь дополняли распятые тела глав благородных семейств.
Это было первым деянием Нокада. Нокад Погибельный, Нокад Улыбающийся. Лидер харизматического культа, чьи богохульные силы захватили Буцефалон изнутри, покорив один из прекраснейших Миров Саббаты. Произнося торжественную речь перед началом крестового похода, военачальник Слайдо лично отметил гордый Буцефалон, как один из миров, которые он желает спасти от скверны в первую очередь.
За окном разорвался снаряд, и Ларкин нырнул в укрытие. Витраж осыпался на пол осколками. Вспышки перед глазами становились все сильнее, и он почувствовал кислый привкус металла. А еще был гул. Глухой, болезненный вой в ушах. Очень плохой знак. Это было только раз или два, накануне самых страшных приступов безумия. Что-то странное творилось со зрением. Все вокруг, казалось, вытягивалось, как в кривом зеркале на карнавале Аттики. Временами предметы искажались, приближались и снова удалялись, их очертания становились размытыми.
Дрожь пробирала до костей.
Ангел зажигала свечи у металлического жертвенника. Ее движения медленны, прекрасны, грациозны.
— Почему ты не веришь в ангелов? — спросила она.
— О, я верю, — вздохнул Ларкин, — и не только сейчас, я и раньше верил. Есть у меня друг, Клугган, сержант. Увлекается военной историей, вроде того. И он говорил, что во время Битвы при Сароло на рассвете пришли ангелы и вдохновили Имперские войска на победу.
— И ты думаешь, это было просто видение? Массовая галлюцинация из-за страха и усталости?
— Мне ли судить? — откликнулся Ларкин, а Ангел тем временем зажгла последнюю свечу и затушила лучину. — Я сумасшедший. Видения и призраки являются мне каждый день. Большая часть — просто порождения моего ненормального разума. Я не могу сказать, что правда, а что — нет.
— Твое мнение не менее правдиво, чем любое другое. Так как ты думаешь, видели ли солдаты ангелов при Сароло?
— Я…
— Просто скажи, что думаешь.
— Думаю, да.
— И что это были за ангелы?
— Проявление силы Императора, пришедшего ободрить своих воинов.
— Так ты считаешь?
— Я бы хотел в это верить.
— А что же еще это может быть?
— Групповое помешательство! Колдовство псайкеров! Сказки, выдуманные теми, кто выжил в бою! Как ты и сказала, массовые галлюцинации.
— Даже если это и так, разве это настолько важно? Видели ли солдаты ангелов, или им просто почудилось — но это вдохновило их на победу при Сароло. Если ангел — вовсе не ангел, а просто вдохновляющий образ, разве это делает его менее ценным?
Ларкин мотнул головой и улыбнулся.
— Зачем я тебя вообще слушаю? Видение, спрашивающее меня о видениях!
Она взяла его за руки. Ощущение была настолько шокирующим, что гвардеец вздрогнул, но в ее прикосновении было что-то неуловимо спокойное, приятное. Тепло разливалось по его пальцам, рукам, добиралось до сердца.
Он снова вздохнул, теперь глубже, и посмотрел в ее лицо, скрытое тенью.
— Так я существую, Лайн Ларкин?
— Я бы сказал да. Но… ведь я же чокнутый.
Они вместе рассмеялись, все еще держась за руки. Его грубые, грязные пальцы сжаты в ее мягких белых ладонях. Они смеялись, глядя друг на друга. Его хриплый хохот сплетался с ее тихим, мелодичным смехом.
— Почему ты бросил своих друзей? — спросила она.
Он вздрогнул и отдернул руки, отстраняясь от нее.
— Не говори об этом.
— Ларкин… почему ты так поступил?
— Не спрашивай об этом! Не спрашивай!
— Ты отрицаешь это?
Поскользнувшись на обломках, он врезался в колонну и развернулся к Ангелу, яростно глядя на нее. Перед глазами все дрожало, расплывалось, мерцало. Она казалась совсем далеко, а потом вдруг становилась огромной, нависала над ним. Спазмы выворачивали наизнанку.
— Отрицаю?.. Я никого не бросал… Я…
Ангел отвернулась. Теперь он мог разглядеть ее ярко-золотые косы, ниспадающие до самого пояса, и могучие крылья, вырывающиеся из-под белой рясы. Она склонила голову. И вновь заговорила после долгого молчания.
— Комиссар Гаунт отправил свои войска к акведуку, для проникновения в Буцефалон. Основной целью был сам Нокад. Почему?
— Отруби голову — и тело умрет! Гаунт сказал, что нам никогда не взять это место, пока Нокад поддерживает свой культ! Целый город превратился в его Доктринополис, рассадник его культа, распространяющий его лживые проповеди по другим городам и даже мирам!
— И что же ты сделал?
— Мы… Мы проникли в каналы акведука. Рота Роуна шла первой, отвлекая на себя огонь и прорывая оборону. Корбек со своими бойцами должен был идти следом, проскочить, пока Роун удерживает коридор. Мы должны были войти в город по каналам.
— Как вы не утонули?
— Каналы уже шесть месяцев как высохли. Там все было заминировано, конечно, но у нас были миноискатели.
— Ты был в роте Корбека?
— Да. Я не хотел идти… Фес! Мне вообще противна эта самоубийственная идея, но я же снайпер Корбека… а он мой друг. Он настаивал.
— Почему?
— Потому что я снайпер роты Корбека и его друг!
— Почему?
— Да не знаю я!
— Может быть потому, что ты лучший стрелок всего полка? Потому, что если кто-то и мог пристрелить Нокада, это мог быть только ты? Может, Корбек вынужден был взять тебя? Мог ли он бояться, что ты сломаешься, если будет слишком жарко?
— Не знаю!
— А ты подумай! Может быть, он, в конце концов, взял тебя потому, что ты и правда лучший стрелок? Каким бы опасным ни было задание, как бы ни был хрупок твой разум. Может, он ценил в тебе именно это? Может, он не мог обойтись без тебя, не смотря на риск?
— Заткнись, наконец!
— Может быть, ты подвел его?
Ларкин закричал и прижался лицом к полу. Ураган безумия заставлял его худощавое тело биться в конвульсиях. Волна ужаса поднялась и поглотила его разум. Он уже видел одни цветные пятна — перед глазами лишь размытый неоновый калейдоскоп.
— И что же ты делал? Та перестрелка в канале. Ближний бой. Лопра мертв, обезглавлен. Кастин разорван на куски. Хеч, Гросд и все остальные, вопли, красный туман горящей крови. Корбек требует подкрепления, клинки света вспарывают воздух. А что делал ты?
— Ничего!
— Не просто «ничего». Ты побежал. Сбежал с поля боя. Полз, и бежал, бежал, бежал, пока не оказался здесь. Ноешь в луже собственной блевотины и винишь себя.
— Нет… — выдохнул Ларкин, лежа на полу. Он был словно в пустоте. Ничего не видел, не слышал, не чувствовал. Остался только ее голос.
— Ты бросил их. Значит ты — дезертир.
Ларкин внимательно посмотрел на нее. Ангел стояла у реликвария, держа в руках деревянный ларец, окованный железом. Он достала что-то и одела на голову, пригладив золотистые волосы. Это была фуражка. Фуражка полкового комиссара. Как у Гаунта.
Потом она достала из священного ларца еще что-то, завернутое в пыльный саван. Она сняла покров своими прекрасными руками. С потрясающей уверенностью ее изящная ладонь загнала в магазин обойму. Она передернула затвор и сняла блокировку. И повернулась.
Утонченные, острые черты лица под козырьком фуражки. Только теперь Ларкин разглядел ее точеные, узкие щеки и подбородок. Спокойное и одновременно яростное лицо, словно вытесанное из камня. Как у Ибрама Гаунта. Она вскинула болт-пистолет и направила на Ларкина. Ее крылья поднялись и развернулись почти на двадцать метров. Огромная арка потрясающе-белых орлиных перьев.
— Знаешь, что мы делаем с дезертирами, Ларкин? — мрачно спросила она.
— Да.
— Мы существуем, чтобы поддерживать и вдохновлять, мы несем с собой дух битвы, вселяем доблесть в сердца воинов Империума. Но если эта доблесть подводит, нам приходится карать.
— Ты… Ты говоришь как Гаунт.
— У нас много общего с Ибрамом Гаунтом. Общая цель, общая задача. Вдохновлять и карать.
Казалось, мир за пределами монастыря погрузился в тишину. Словно война остановилась.
— Ты дезертир, Ларкин?
Он взглянул на Ангела, потом на оружие, на пугающе расправленные крылья. Гвардеец медленно встал на колени и, наконец, поднялся во весь рост.
— Нет.
— Докажи.
Каждая клеточка его тела болела, каждый нерв дрожал. Его разум прояснился, хотя он и чувствовал себя странно. Рассчитывая движения, он осторожно подошел к своему вещмешку.
— Докажи, Ларкин! Ты нужен Императору здесь, в этот час! Призови свою силу!
Он оглянулся. Ее глаза, как и оружие, все так же смотрели на него.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Ты сам сказал.
— Нет, я не о фамилии. Мое имя, Лайн. Я уже давно им не пользуюсь. Откуда ты узнала?
— Я все знаю.
Он рассмеялся. Громкий, раскатистый хохот сотряс его грудь, когда он открыл вещмешок.
— Фес тебе. Никакой я не дезертир.
— И почему же?
— Видишь? — он вынул свою снайперскую винтовку из чехла, привычным движением снял с предохранителя.
— Винтовка?
— Лазерная винтовка. Рабочая лошадка Имперской Гвардии. Крепкая, прочная, надежная. Можно врезать по ней, бросить, драться ей как дубиной, закопать в землю, и она все равно будет работать.
— Это не обычная винтовка, — Ангел подошла ближе, рассматривая оружие. — Не стандартный Тип M-G. Где интегрированный прицел, регулятор мощности заряда? Ствол, он слишком длинный и тонкий. А это ведь пламегаситель, верно?
Ларкин заулыбался, роясь в вещмешке.
— Это снайперский вариант. Та же основа, но усовершенствованная. Часть модификаций я сделал сам. Я снял обычный прицел, потому что пользуюсь вот этим, — он показал толстую трубку, закрепил ее на винтовке. Затем он снял заглушки с обоих концов, и по стволу побежали тусклые красные блики. — Ночной прицел. Сам сделал. И крепление под него тоже придумал. Дома я охотился с ним на лариселей.
— Лариселей?
— Небольшие грызуны с дорогой шкуркой. До Основания я неплохо зарабатывал, охотясь на них.
Гвардеец провел пальцами по стволу.
— XC 52/3, упрочненный ствол. Более длинный и тонкий, чем стандартный вариант. Выдерживает около двадцати выстрелов, — он слегка пнул вещмешок, раздался лязг. — Я обычно таскаю пару-тройку запасных. Они изнашиваются и искривляются. Ствол можно сменить за минуту, если знать, что делать, конечно.
— Зачем именно упрочненный ствол?
— Хотя бы из-за того, что это увеличивает дальнобойность и кучность, а еще потому, что я использую вот такие штуки, — Ларкин вынул энергоблок и загнал в магазин. — Мы называем их «разогретые заряды». Более мощные энергоблоки, жидкометаллическая батарея разогнана до предела. Повышает убойную силу, но сказывается на количестве выстрелов. Идеально для снайпера. Вот поэтому мне и не нужен регулятор мощности. Она у меня всегда одна и та же.
— Приклад из дерева.
— Нэлвуд, Танисская древесина. Я доверяю тому, что знаю.
— А этот пламегаситель?
— Я ведь снайпер, Ангел. Я не хочу, чтобы меня заметили.
— Так ты снайпер, Лайн Ларкин? А я была уверенна, что ты дезертир, — мрачный голос эхом отразился от стен.
Ларкин повернулся к ней спиной, ожидая выстрела в затылок. Его разум был ясен, яснее, чем когда-либо за многие месяцы.
— Думай как хочешь. Я скажу тебе то, что знаю.
Он подошел к сводчатым дверям храма и пригнулся, положив винтовку среди камней. Отсюда он мог видеть большую часть полуразрушенного канала верхнего яруса акведука.
Ларкин устроился поудобнее, размял руки и шею. Затем он заглянул в оптический прицел.
— Основной задачей моей роты было уничтожение Нокада. Харизма — его главный инструмент. Он руководит силой своего личного авторитета, а значит должен находиться на передовой. Обе стороны увидели в акведуке главную уязвимую точку Буцефалона. И мы ударили, крепко ударили. И Нокад будет стоять на этом участке так же крепко. А это значит, он должен будет вдохновлять своих людей. В свою очередь, это означает, что он появится здесь собственной персоной.
— А если не появится? — поинтересовалась Ангел.
— Значит я стану еще одним безымянным деревянным столбиком на кладбище, — Ларкин больше не смотрел на нее, не обращал внимания на ее пугающее присутствие. Даже если бы она приставила пистолет к его виску, он не обратил бы внимания.
— Ты доверяешь этому прицелу при стрельбе? — прошептала она.
— Я сам пристреливал его. И я доверяю ему, это верно. Забавно, но что бы ни происходило вокруг, какое бы безумие не творилось… — и в этот момент Ларкин позволил себе глянуть через плечо. — Через этот прицел я всегда вижу правду. Он показывает мне мир таким, какой он есть. Настоящий мир, а не то, что говорит мне мой фесов мозг.
Долгое молчание.
— Может мне стоит и на тебя взглянуть через прицел? — предположил Ларкин.
— У тебя ведь есть другая работа, разве не так, Лайн?
— Да. Моя работа, — он снова повернулся к винтовке и закрыл глаза.
— Ты закрыл глаза. Что ты делаешь?
— Ш-ш! Чтобы выстрел был удачным, нужно выровнять дыхание. Более того, ствол оружия должен быть направлен прямо на цель, — он дернул свой плащ, пытаясь оторвать от него кусок. Что-то с треском порвалось за его спиной. Грациозная рука протянула ему длинную полоску сияющей белой материи, легкой и теплой на ощупь.
— Возьми, Лайн.
Ларкин ответил ей улыбкой. Он обмотал ствол винтовки мягкой тканью, и снова уложил ее на камни. Укутанное ангельской материей, оружие теперь намного прочнее лежало на своей жесткой опоре.
— Спасибо, — произнес он, снова усаживаясь.
— А что ты теперь делаешь?
— Мне нужна твердая позиция для стрельбы, — Ларкин заерзал на месте. — Если винтовка хоть немного покачнется, выстрел может пройти мимо цели. Мне нужно как следует улечься, закрепиться, но не совсем прочно. Мне нужна точка, с которой оружие будет естественно направлено на цель. Если мне придется удерживать его силой в нужном положении, я промажу. Вот в этом и загвоздка…
Он вновь закрыл глаза.
— Прицелься, закрой глаза. Потом открой. Может оказаться, что прицел сместился. Смени положение и повтори снова.
— И сколько раз?
— Столько, сколько потребуется, — Ларкин опять зажмурился, открыл глаза, подвинулся и начал все заново. — Через некоторое время, когда ты откроешь глаза, оружие будет лежать, указывая точно на цель. Так, как ты и направил его.
— Ты так медленно дышишь, — голос Ангела шепотом звучал в его ухе. — Почему?
Ларкин слегка улыбнулся, но даже в тот момент он старался не нарушить своего положения.
— Как только найдешь нужную позицию, дыши медленно, в одном ритме. Расслабься и не сбивайся с него. Когда выстрелишь, глубоко вдохни несколько раз. Потом подожди, выдохни совсем чуть-чуть. И стреляй снова. И только тогда можно выдохнуть как следует.
— Сколько это все займет? — спрашивала из-за спины Ангел.
— Столько, сколько нужно для уничтожения цели.
Нокад Улыбающийся пел своей пастве, когда его служители продвигались по верхнему каналу акведука. Колонна существ, когда-то бывших людьми, теперь закутанных в рваные плащи из кожи своих жертв. Они размахивали оружием, стуча по нему в такт пению. Они шли по разорванным телам врагов, атаковавших днем слабую точку их крепости.
Нокад Улыбающийся был мощным и крепким, выше двух метров ростом. Пирсинг украшал его голую грудь и руки: кольца, цепи и шипы покрывали его блестящую кожу металлическим ковром, сиявшим не хуже его великолепных зубов.
— Они будут вашими трофеями, — оскалился Нокад, проходя мимо трупов. Имперская Гвардия. Жалкие, слабые создания, одетые в глупую форму и безликие плащи. Впереди уже закипал бой, недалеко огрызались огнем лазерные винтовки.
Корбек засел в одном из колодцев канала с тремя выжившими бойцами. По интеркому была слышна ругань Роуна.
— Полное дерьмо! Они тут все перекрыли, не пройти! Надо отходить!
— Фес тебя, Роун! Это наш единственный путь! Мы пойдем вперед! Давай, выводи своих ребят!
— Корбек, придурок, это же чистое самоубийство! Нас тут же прикончат!
— Значит, ты бросаешь меня, майор? Так ты хочешь поступить, да? Тебе придется дорого за это заплатить!
— Фес тебя самого, дебил ненормальный! Ты, видать, совсем спятил, раз хочешь лезть туда!
Нокад шел вперед. Его люди любили его. Они радостно пели вместе с ним, тесня захватчиков.
У входа в канал Нокад выкрикивал вдохновенные слова своим последователям. Он вскинул руки к небу под визг своего цепного меча.
А потом была вспышка света, что-то громко хрустнуло. Голова Нокада разлетелась кровавыми брызгами.
Ларкин повалился на спину у дверей, дергаясь в конвульсиях. Спазмы сотрясали его тело, и его разум снова помутился.
— Ларкс? Ларкс? — Корбек негромко позвал его.
Ларкин лежал у входа в разбитую церковь, свернувшись в луже собственных выделений. Когда он пришел в себя, он обнаружил, что его разум потрясающе чист. Словно очищен светом.
— Колм…
— Ларкс, сукин ты сын! — Корбек поднял его на ноги, и тот покачнулся.
Винтовка Ларкина валялась на полу. Ствол сгорел и сломался.
— Ты прикончил его. Прикончил его, старый засранец! Поджарил его как следует!
— Правда?
— А ты сам послушай! — Корбек усмехнулся и подтащил снайпера к дверям. Снаружи, со стороны акведука доносились громкие возгласы ликования. — Они сдались! Мы взяли Буцефалон! Нокад мертв!
— Вот дерьмо… — Ларкин сполз на колени.
— А я-то подумал, что ты сбежал! Серьезно! Я думал, что ты, фес тебя, дезертировал!
— Я? — Ларкин поднял на него взгляд.
— Я не должен был в тебе сомневаться, правда ведь? — спросил Корбек, крепко обняв худощавого снайпера.
— Куда делась Ангел? — тихо произнес Ларкин.
— Ангел? Нет здесь никаких ангелов, разве что, кроме нее! — полковник указал на поврежденную статую ангела над купелью.
Прекрасная крылатая дева, преклонившая колени в молитве. Прекрасные руки сложены на груди. Голова смиренно наклонена. Надпись на плитах гласила, что она — символ Бога-Императора. Воплощение Золотого Трона, явившееся старейшинам Буцефалона во времена колонизации и присматривавшее за покорением этих земель.
Просто старый миф. Просто кусок камня.
— Но… — начал было Ларкин, когда Корбек снова поставил его на ноги.
— Но больше ничего! — расхохотался полковник.
Ларкин тоже рассмеялся. Его трясло от силы собственного хохота.
Корбек увел его из монастыря. Они оба все еще смеялись.
Последнее, что увидел Ларкин, прежде чем Корбек уволок его, была упавшая винтовка снайпера. Ее ствол был обернут в опаленный кусок прекрасной белой ткани.
@темы: музыкальное, разный бред, творческое
-
-
15.03.2012 в 07:19но перевод царапается
-
-
15.03.2012 в 07:31-
-
15.03.2012 в 20:26-
-
15.03.2012 в 20:33-
-
16.03.2012 в 07:39воть )